Преисподняя - Страница 41

— Еще ближе, — прошептал радист.

— Знаю, — отозвался Бранч.

Он услышал, как радист осторожно снял и отложил в сторону наушники и взял оружие.

Вражья свора двигалась, конечно, по одному. Коридор тут был в форме трубы, размером как раз по росту человека. Первый противник миновал бизона, затем еще двое. Бранч мысленно за ними следил. Они шли босиком, и, когда первый замедлил шаг, второй тоже замедлил.

«А что, если они учуяли наш запах?» — забеспокоился Бранч, однако не сказал ни слова. От выдержки зависело многое. Нужно подождать, пока все войдут, потом закрыть дверь. Бранч был готов взорвать мины, если кто-нибудь из солдат не выдержит и откроет огонь.

От противника несло немытым телом, какими-то минералами, псиной, сухим калом. Что-то скребло по стенам. Бранч почувствовал, что развилка заполнена. Не по звуку, а по состоянию воздуха. Воздух хоть и немного, но изменился. Дыхание и движение тел создало небольшие завихрения. Двадцать или тридцать, прикинул Бранч. Божьи создания, быть может. Пора.

— Время, — сказал он и согнул детонатор.

«Клейморы» одновременно раскрылись бледными фонтанами дроби. Шарики смертельным шквалом осыпали камень. Вступили восемь винтовок — солдаты поливали огнем чертовых тварей. Вспышки дульного пламени обжигали Бранчу пальцы, которыми он прикрывал глаза. Майор закатил глаза под лоб, чтобы защитить зрение, но вспышки все равно мешали. Не слепой и не зрячий, разливал он стаккато выстрелов.

Повисший в тесном коридоре запах пороха наполнял легкие. У Бранча заколотилось сердце. Он узнал свой голос среди других вопящих голосов. «Помоги мне, Господи», — молился майор над своей винтовкой.

Из-за грохота стрельбы Бранч понял, что у него кончились патроны, только когда перестал чувствовать плечом отдачу. Он дважды менял обойму. На третьей остановился, чтобы оценить результаты.

Слева и справа его парни, не переставая, палили в темноту.

Хотелось ли ему услышать, как враг молит о пощаде? Или стонет? Вместо этого Бранч услышал смех. Смех?!

— Прекратить огонь! — приказал он.

Его не послушались. Разгоряченные солдаты расходовали обойму за обоймой, перезаряжались и снова стреляли.

Бранч крикнул еще раз. Один за другим они прекратили огонь. Эхо выстрелов клокотало даже в жилах. Запах крови и каменной пыли щекотал ноздри. Чувствовался даже его вкус. Смех не прекращался, такой странный, звонкий.

— Включить свет, — поспешно сказал Бранч, пока его слышали. — Перезарядить оружие, быть наготове. Сначала стрелять, потом разбираться. Полная бдительность, парни.

Загорелись налобные фонари. Коридор был затоплен белым дымом. Наскальные рисунки забрызгала свежая кровь. А внизу лежало кровавое месиво. Наваленные расплывчатой массой тела. От крови шел пар, еще больше увеличивая влажность воздуха.

— Мертвый. Мертвый, мертвый, — говорил солдат.

Кто-то хихикнул. То ли хихиканье, то ли рыдание. Солдаты смотрели на свою работу. Это — дело их рук.

С винтовками в дрожащих руках, как зачарованные, приблизились рейнджеры к своим еще теплым жертвам. «Наконец-то, — подумал Бранч, — я увижу глаза падших ангелов». Поменяв обойму, он внимательно посмотрел в верхний туннель — не прячется ли там кто, затем поднялся на ноги. Так же осторожно обошел зал, посветил в левое ответвление, затем в правое. Пусто. Пусто. Они положили весь личный состав противника. Никто не пытается сопротивляться. Никаких кровавых следов в обратном направлении. Стопроцентное попадание.

Рейнджеры полукругом обступили убитых. Замерли над кучей тел, светя в середину. Бранч протиснулся поближе. И, как и его солдаты, замер.

— Ни фига себе! — угрюмо пробормотал кто-то.

Другие тоже не хотели верить глазам.

— Эти-то здесь откуда? Какого хрена они тут делают?

Только теперь Бранч понял, почему враги умерли так смиренно.

— Господи! — выдохнул он.

На полу лежало два десятка, а то и больше тел. Голых, жалких и — человеческих. Оружия не было.

Даже по изувеченным пулями и шрапнелью трупам было видно, какие они изможденные. Никакого мяса — одни ребра выпирают из-под татуированной кожи. Лица — настоящая иллюстрация голода. Торчащие скулы, ввалившиеся глаза. Руки и ноги покрыты язвами. Жилистые руки, тонкие, как у детей. Седалища покрыты засохшим калом. Объяснение всему этому могло быть только одно.

— Пленники, — сказал Вашингтон.

— Пленники? Что же — мы убили пленников?

— Да, — подтвердил Вашингтон. — Они были в плену.

— Нет, — возразил Бранч, — в рабстве.

Воцарилось молчание.

— В рабстве? Какие могут быть в наше время рабы?

Бранч показал на клейма, на следы побоев, на веревку, связывающую их шеи.

— Ну, точно пленники. Заключенные, а не рабы.

Вашингтон держался, словно специалист по вопросам рабства.

— Видите — следы на плечах и спине?

— И что?

— Эти ссадины от переноски грузов. Заключенные, пленники, рабы — называйте как угодно.

Теперь и другие заметили. Слова Бранча заставили их попятиться.

Перепуганные, они ходили среди дыма и трупов на цыпочках. Большинство погибших оказались мужчинами. Кроме веревки, идущей от шеи к шее, на многих были кожаные кандалы. У других — железные. У некоторых в ушах висели подобия бирок или были надрезаны мочки — так ковбои помечают скот.

— Ну ладно, рабы. А где тогда хозяева?

Все немедленно согласились:

— Должны же быть хозяева. Должен быть какой-то надсмотрщик или погонщик.

Солдаты продолжали осматривать груду тел, постигая ужас случившегося и не допуская мысли, что рабы сами могли держать себя в рабстве. Они осматривали один труп за другим, однако хозяина-хейдла так и не нашли.