Преисподняя - Страница 17

К оглавлению

17

— Так Джимми умер или нет?

— Точно, матушка. Он хорошо, его взять жить внизу. Долго жить.

— Вы его убили? — спросила Али. — Из-за меня?

— Не били. Отрезать.

— Что вы делали?

— Мы не делали, — сказала Коки.

— Старше-чем-старый? — И Али воспроизвела имя, которое упоминала Коки.

— Ага. Отрезать ему. И отдать нам.

Али не стала переспрашивать. Она и так услышала слишком много. Коки вскинула голову, и на лице с навсегда застывшей улыбкой появилось выражение удовольствия. На секунду перед Али предстала неуклюжая девочка-подросток, которую так и подмывает поделиться какой-то тайной. И Коки поделилась.

— Матушка, — сказала Коки, — я смотреть. Видеть все.

Али хотелось убежать. Ребенок Коки или нет, но сейчас девочка казалась монахине настоящим демоном.

— Прощай, матушка.

«Заберите меня скорее», — думала Али. Слезы жгли ей лицо. Спокойно, как только могла, она повернулась, чтобы уйти, но ее окружила толпа рослых мужчин. Ничего не видя от слез, Али стала проталкиваться, изо всех сил работая локтями. Кто-то очень сильный крепко сжал ей запястья.

— Какого черта? — спросил негодующий мужской голос.

Али подняла глаза и увидела белого человека — румяные щеки, военное защитного цвета кепи.

— Али фон Шаде?

Позади него стоял «касспир» — грозная машина; болталась на ветру антенна, торчало дуло пулемета.

Али перестала вырываться. Надо же, она и не заметила, как они подъехали. Вокруг бушевало море красной пыли, поднятое машиной. Али метнулась назад, но прокаженные уже скрылись в зарослях кустарника. Если не считать солдат, она осталась одна в этом красном водовороте.

— Повезло вам, сестра, — сказал солдат. — Кафры опять мочат копья кровью.

— Что? — переспросила Али.

— Мятеж. Какие-то религиозные распри. Прошлой ночью убили вашего соседа и того фермера, что живет за ним. Мы сейчас оттуда. В живых — никого.

— Это ваша сумка? — спросил другой солдат. — Давайте в машину. Здесь мы все в опасности.

Потрясенная, Али позволила затолкать себя в раскаленное бронированное чрево. Вслед за ней в машину набились солдаты, установили винтовки на предохранители и захлопнули дверцы. Потные солдаты пахли иначе, чем прокаженные. Давал себя знать страх — совсем иной, чем у несчастных изгоев. Страх загнанных зверей.

«Касспир» рывком взял с места, и Али стукнулась о чье-то мощное плечо.

— Сувенир? — спросил кто-то, показывая на ладанку.

— Подарок, — объяснила Али.

Она уже и забыла о нем.

— Подарок! — буркнул солдат. — Ничего себе.

Али, словно желая спрятать ладанку, провела по ней ладонью. Пальцы пробежали по обрамляющим темную кожу бусинкам, натыкаясь на колючие звериные щетинки.

— Вы небось не знаете, что это? — спросил солдат.

— Что именно?

— Да вот — кожа.

— Что «кожа»?

— С какого-то парня, верно, Рой?

Рой ответил:

— А то!

— Однако! — сказал первый солдат.

— Однако, — пискляво поддакнул другой.

Али потеряла терпение:

— Прекратите паясничать!

Это вызвало новые смешки. Неудивительно, солдаты — народ грубый.

Из тени появилось чье-то лицо. Падающий через бойницу свет осветил его глаза. Наверное, католик. По крайней мере, он не смеялся.

— Сестра, это кожа какого-то мужчины. Мошонка.

Пальцы Али замерли.

Настала очередь солдат удивляться. Парни ждали, что монахиня завопит и отшвырнет ладанку. Однако она спокойно откинулась назад, прислонила голову к стальному борту и прикрыла глаза. Оберег покачивался у нее на груди.

3
Бранч

В то время были на земле исполины…

сильные, издревле славные люди.

Кн. Бытия 4:6

Республика Босния и Герцеговина, Оскова

Силы НАТО по выполнению мирного соглашения

1-я воздушно-десантная группа США

Лагерь «Молли»

02 ч 10 мин

1996

Дождь.

Дороги и мосты размыты, берега рек обрушились. Тактические карты сразу утратили актуальность. Транспортные колонны встали намертво. Оползни засыпают с таким трудом расчищенные дороги. Движение по суше полностью парализовано.

Подобно Ноеву ковчегу, севшему днищем на Арарат, взгромоздился лагерь «Молли» на гору грязи, и грешники его притихли, а мир словно пропал. «Чертова Босния!» — выругался Бранч. Бедная Босния.

Майор Бранч пересек лагерь по деревянным мосткам — их сколотили кое-как, лишь бы не вязнуть ногами в топкой грязи. «Мы сражаемся против вечной тьмы, ведомые справедливостью». Великая тайна в жизни Бранча — двадцать лет прошло, как майор удрал из городишки Сент-Джонс, чтобы водить вертолеты, а он все еще верит в спасение души.

Прожекторы освещали спутанные гармошки колючей проволоки, танковые ловушки, противопехотные мины, снова колючую проволоку. Бронетехника подразделения, пушки и пулеметы были нацелены на отдаленные холмы.

Тени превратили ракетную установку в какой-то причудливый церковный орган. Любимые вертолеты Бранча посверкивали, словно изящные стрекозы, прихваченные алмазным инеем.

Бранч кожей чувствовал лагерь, его границы, часовых. Он знал, что часовым не сладко — их бронежилеты защищают от пули, но не от дождя. Бранч подумал о крестоносцах, которые по дороге к Иерусалиму, наверное, ненавидели свои кольчуги не меньше, чем его рейнджеры ненавидят свои жилеты. «Любой монастырь — крепость, любая крепость — монастырь» — Бранч в очередной раз убедился в этом, глядя на изнывающих от бессонницы солдат.

17